Белая эмиграция в Стамбуле началась после революционных событий 1917 года в России и последующей гражданской войны.
Кто-то из переселенцев стремился на Запад, кто-то планировал направиться на восток или Балканы, но всех их объединяло одно – первым пунктом в их путешествии был Стамбул. Среди них были офицеры Генерального штаба Белой армии, интеллигенция, аристократия, а также обычные граждане, искавшие убежище от политических потрясений.
Конечно же, за время пребывания в Стамбуле ( а это, на минуточку, примерно 7 лет, с 1920 по 1927 гг.) русские эмигранты оказали значительное влияние на культуру и обычаи города. Они открыли множество заведений, таких как кафе, рестораны, бары, кофейни и игорные дома, что внесло разнообразие в ночную и светскую жизнь Стамбула. Также они ввели моду на короткие стрижки, отказ от вуали, ношение марлевых повязок и тюрбанов, внося свою лепту в стамбульскую моду того времени.
По сей день в городе можно найти следы тех далеких лет, которые, казалось бы, канули в Лету. Но, идя по современному Стамбулу, в голове то и дело всплывают отрывки из мемуаров и писем, и кажется, что проваливаешься во временные дыры, когда в городе то тут, то там можно было услышать русскую речь.
Гранд Рю де Пера, современный Истикляль, был центром русской жизни. Здесь располагалось множество магазинов, ресторанов и других заведений, популярных среди эмигрантов. Здесь, как и сегодня, было здание русского посольства, которое в то время стало настоящим сердцем эмигрантской жизни. Сюда после воскресной службы собирались пожилые уже бывшие фрейлины, лысые, сбрившие свои волосы из-за страха перед вшами. Тут же оплакивали свою жизнь потерявшие состояние бывшие миллионеры, здесь встречались, чтобы найти родных, о судьбах которых не было вестей и с жадностью ловили обрывки новостей “оттуда”, надеясь услышать вести о том, что большевики пали и можно вернуться домой.
На Истикляль звучала русская речь, висели вывески на русском языке, работали рестораны, где подавали борщ и пирожки. Бывшие офицеры нанимались в шоферы и механики, чиновники работали в овощных лавках, а дамы дворянского происхождения становились швеями или официантками. Русские работники ценились в Стамбуле за свое мастерство. Фраза “русский шофер” означала “хороший шофер”, и это отношение сохранялось долгие годы.
Русские женщины покорили Стамбул своим стилем, их укороченные платья сводили с ума турецких мужчин. Пассаж “Cite de Pera” в ту пору получил новое название “Cicek Pasaji” – “Цветочный пассаж”. Именно там стали открываться русские магазины, многие из которых торговали цветами – до этого в Турции не было традиции дарить цветы; продавщицы, русские женщины, вынужденные в эмиграции самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, поражали стамбульцев своей красотой и манерами, грацией и утонченностью, и до сих пор ходят споры – назван ли пассаж цветочным из-за торговли цветами или же получил свое имя благодаря красоте русских дам, которым свистели вслед турецкие мужчины – эй, цветочек, подойди сюда…
Работали все – как могли и кем могли. Вот как пишет Элен Арэль, в девичестве Елена Гордиенко, дочь одной из эмигранток, в своих заметках: «Каждый владел 15-20-тью специальностями. Мой отчим, русский офицер Яков Гордиенко, после Галлиполи работал в овощной лавке, содержал попеременно отель, ресторан, прачечную…».
Но, несмотря на сложности, русские эмигранты продолжали заниматься творчеством и оказали значительное влияние на культурную жизнь Стамбула.
В Пера открывались кабаре и оперетты, где выступали артисты с мировым именем. Кабаре “Черная роза” в Стамбуле было открыто турецким предпринимателем специально для Александра Вертинского. Это заведение стало символом русской культуры в городе и местом встреч для эмигрантов. Здание кабаре до сих пор на Истикляль – сегодня в нем музей восковых фигур мадам Тюссо. Что примечательно – фигуры самого Вертинкского в этом музее нет, а жаль, должна была бы быть.
Кабаре отличалось своим интерьером: перед входом была установлена большая вывеска с матовыми стеклами, на которых были нарисованы черные розы. Внутри посетители могли увидеть скромно одетых женщин-кельнерш в черных платьях с желтыми наколками на головах и вышитыми на них золотыми розами. Вертинский часто выступал в своем кабаре, исполняя песни, которые нравились посетителям. Среди них были и его собственные произведения, которые он писал на русском языке, но которые иностранцы не понимали из-за незнания языка. Поэтому он исполнял преимущественно цыганские песни, которые были понятны всем. Кабаре “Rose Noir” стало не только местом, где можно было послушать музыку и отдохнуть, но и местом, где собирались представители русской эмиграции, чтобы обсудить последние новости и поделиться своими переживаниями.
Сам Вертинский писал об этом периоде своей жизни так: «Я пел в ”Черной розе”. Конечно, не свои вещи, которых иностранцы не понимали из-за незнания русского языка, а преимущественно цыганские. Веселые, с припевами, в такт которым они пристукивали, прищелкивали и раскачивались. Это им нравилось. Почти ежевечерне по телефону заказывался стол верховному комиссару всех оккупационных войск адмиралу Бристоль. Он приезжал с женой и свитой, пил шампанское и очень любил незатейливую ”Гусарскую песенку” (”Оружьем на солнце сверкая…”), которую я ему пел, искусно приправляя эту песенку всякими имитациями барабанов и военных труб. Тратил он очень много, и мой патрон был в восторге. А за адмиралом тянулась и остальная денежная публика».
“Рано утром мы вошли в Босфор. Нашим глазам предстала панорама из тысячи и одной ночи. Залитый огнями Золотой Рог. Сахарно-белые дворцы султанов со ступенями, сходящими прямо в воду. Море огней. Тонкие иглы минаретов. Башня, с которой сбрасывали в Босфор неверных жен… И флаги, флаги, флаги! Без конца. Как на параде! — так вспоминал Вертинский самое начало своей эмиграции.— Поселились мы с Борисом Путятой в самом фешенебельном отеле Константинополя “Пера Паласе”.
Пера Палас – передовой отель по тому времени. Электричество и телефон, лифт, высшее общество было в восторге. В бальном зале отеля шли концерты русских артистов. Из знаменитых – выступление трио оперных певцов братьев Салатиных, которые скоро покинули Константинополь и уехали по приглашению от Королевской консерватории в Белград. С 28 февраля по 2 марта 1921 года в залах отеля провели организованный княгиней Марией Барятинской благотворительный базар, на котором устроили ярмарку-продажу вещей, сделанных русскими беженцами.
Так называемые “русские крутильщики” облюбовали площадь Таксим. Вот как описывал их способ заработка А. Слободской: «Подставка-тренога, на ней деревянный круг с диаметром около метра. По всей внешней окружности расположены в порядке, на расстоянии друг от друга ряд предметов: папиросы, мыло, коробки с рахат-лукумом, бутылки дешевого вина, консервы и пр. Посредине круга на острие насажена железная стрелка, приводимая в движение рукой. Предприятие на полном ходу. Крики ”бир билет — беш гуруш” оглашали площадь Таксим… Если острие стрелки останавливалось на предмете, на коем лежала марка, то игрок выигрывал и забирал этот предмет. Если же нет, то игрок проигрывал. Здесь же, в толпе, стояли и компаньоны-”наводчики”, роль коих — привлекать публику, причем они для большего азарта также принимали участие в игре, как посторонние».
Еще на Таксиме был русский цирк, также описанный Слободским: «У входа огромный широковещательный плакат, на коем разноцветными буквами говорится, что в этом цирке небывалый в Константинополе и во всем мире номер: ”Женская французская борьба”, участвуют лучшие силы русских, мадам Галя, Лиза и т. д. Перед началом выходит полуголая женщина, звонит в огромный колокол и на русско-турецком жаргоне кричит: ”эффенди, гельбурда, русс ханум хорошо борьба” (господа, иди сюда, русская женщина хорошо борется). Это мадам Галя. На звонок и ее крики быстро собирается толпа зевак, турок и греков. Затем толпа следом за ней вваливается в цирк. Начинается спектакль. Несколько номеров и клоунов в восточном вкусе сменили две русских полуголых женщины. Началась борьба. Наконец одна побеждена и лежит. Толпа дико кричит».
Ресторан “Tokatliyan” был расположен на первом этаже отеля “Tokatliyan-Pera”, который был конкурентом известного отеля “Pera Palace” и первым в Турции отелем, выпустившим собственные рекламные афиши. “Отчасти делается понятной густая толпа, толкущаяся на Пере – это все русские стоят друг против друга и по полчаса объясняют свои адреса: не то Шашлы-Башлы, не то Бабаджан-Османлы. Выручают, по обыкновению, карандаш и бумажка, причем отправной пункт – Токатлиан. Это та печка, от которой танцует ошалевший русский беженец”, – писал в “Записках Простодушного” Аверченко. Токатлиан знали все эмигранты – одни там работали, другие – развлекались.
Не обходилось и без эксцессов – когда в Константинополе вслед за белыми русскими появились красные, еженедельник «Зарницы» сообщил русскоязычной публике следующую историю: “На этих днях с главой советской торговой миссии в Константинополе Кудишем приключился такой инцидент. Когда Кудиш завтракал в ресторане Такатлиан, к нему подошел русский офицер в форме и, спросив: ”Вы советский представитель?” — и получив утвердительный ответ, нанес Кудишу ряд ударов по лицу. Офицера задержали и препроводили в английскую полицию”.
“На углу, около кафе Токатлиана, старый турок жарил каштаны на маленькой жаровне и плакал. Один из «красных победителей» толкнул его жаровню – она мешала ему пройти, – и каштаны рассыпались по мостовой“, – напишет Александр Вертинский в своих мемуарах.
Отношение белых эмигрантов к появившимся в городе красным не менялось даже спустя время. “Бить советских представителей стало какой-то модой в Константинополе,— писал берлинский ”Руль”.— Дня не проходит, чтобы не услышать о новых избиениях кого-либо из господ советских торговых делегатов. Бьют их преимущественно в публичных местах: в ресторанах, кафе и кинематографах. Но бьют все: бьют офицеры, бьют просто беженцы, бьют даже дамы. В одном из ресторанов русская дама — жена английского офицера — запустила в большевиков бутылкой с лимонадом, когда они нагло потребовали от оркестра исполнения ”Интернационала”. После всех этих избиений члены большевистской организации переменяют ресторан за рестораном, но нигде не могут уйти от избиения благодаря своему наглому и вызывающему поведению. Дело дошло до того, что заместитель уехавшего Бронислава Кудиша, Аугенблик, должен был перекочевать в Стамбул, где и обедал в турецких ресторанах, переменяя их каждый день. Но и там он не избежал избиения: какой-то турецкий офицер, бывший в плену на Волге и узнавший там большевиков, учинил ”мордобитие” Аугенблику».
«”Гнездо” – еще один центр жизни белого Стамбула. “Так в обиходе называли одно из очаровательных мест ночного Константинополя — ”Гнездо перелетных птиц”. Здесь русский талант сверкает своей самоцветной игрой. В зимнем саду бывшего ”Русского Очага” царит благодушное веселье. Ни одного пошлого слова, ни одного намека, который сближал бы этот уголок с обычным грязным воздухом кафе-шантана. В ”Гнездо” заходят иностранцы, воспринимающие русскую художественность исполнения, не понимая даже русского языка… Скучно будет в Константинополе, когда уедут русские” – пишет Аверченко.
Сейчас на этом месте другой ресторан – “Haci Abdullah”, который славится на весь Стамбул своими соленьями. Случайно ли это или остались с тех давних времен “Гнезда” парочка русских рецептов? Кто знает…
Вообще русские рестораны и трактиры росли в то время как грибы после дождя. «Гранд-базар в Стамбуле, с десятками тысяч магазинов, лавок и киосков, поднимается вверх от моста через Золотой Рог. Небольшая площадка примыкает с одной стороны к широкой лестнице мечети, а с других окаймлена разными киосками, столовками и харчевнями. Большинство столовок и харчевен в руках русских беженцев. Выстроены они на скорую руку из фанеры и обтянуты старыми рваными палатками. Над входами красуются вывески с буквами, выведенными безграмотно, аляповато и грубо: “Казбек”, “Ростов”, “Одесса-мама”, “Закат” и т. д. Кое-где вывешены отдельно аншлаги, указывающие на особенность “ресторана”: “малороссийский борщ”, “всегда горячие котлеты” и т. д. Цены вполне доступные для беженца, не имеющего за собой ничего, кроме той рваной одежды, что на нем. Наиболее крупная столовка, где собирается “вся знать” базарного беженства,— “Ростов-Дон”. Содержатели его — человек шесть казаков и их бывший командир, есаул. Продали седла, ковры, оружие и на эти деньги открыли столовку. Здесь же, за ситцевой перегородкой, на примусе и мангале готовят борщ и котлеты. На прилавке неизменные закуски: консервы, яйца, лук и здесь же две огромных бутыли от “Кромского и Ко” с надписью “перцовка” и “русская горькая”. Столики, не в пример прочим столовкам, прикрыты листками старых газет», – вспоминал все тот же Слободской.
В сегодняшнем Стамбуле от тех ресторанов не осталось ни одного.
Не обошлось, как вы уже поняли, и без водочного производства. Реклама в еженедельнике «Зарницы» звучала так: «Торговый дом. Быв. Поставщик Высочайшего Двора Петра Смирнова С-н бывш. в Москве у Чугунного моста. Пера. Улица Калионджи-Кулук №41. Единственная настоящая Водка №20. Водка №40. Требуйте везде». И – скромный совет остерегаться подделок. «Зубровка, рябиновая, перцовка и пр. “настоящие русские водки” заполнили собою все витрины греческих и русских магазинов и ресторанов. После всяких греческих “дузико” (греческий спирт, сладковатый и с запахом аниса, который греки пьют, разбавляя водой) беженская масса набросилась и потонула в “настоящем русском спирте”. “Слава богу,— говорили они,— теперь он хоть одно утешение послал. Настоящий русский спирт. Дешево… Выпьешь на пять пиастров, а удовольствия на целую лиру. Главное же, пьешь и Россию вспоминаешь, а то ведь среди этой проклятой жизни не только Россию, но и свою физиономию забудешь», – напишет позже Слободской.
Чуть дальше от Пера – дом 14, Русская почта. В 1920–1921 годах в здании работало Главное справочное бюро, которое занималось сбором информации и выдавало справки о местонахождении беженцев из России. Страшно подумать, какие тут были очереди…
В районе улицы Мумхане, рядом со старым стамбульским портом, в конце XIX века были построены три русских афонских подворья — Ильинское, Пантелеймоновское и Андреевское. Аптека, работавшая «согласно требованиям российской фармакопеи», располагалась в Андреевском подворье. Там же вели прием эмигрантов врачи различных специальностей.
К слову, церкви эти продолжают существовать по сей день, в Андреевской и Пантелеймоновской проводятся службы по воскресеньям и православным праздникам. Сегодня русские следы в районе почти исчезли, кроме надписи “Русская торговля” на здании, где когда-то был магазин для паломников. Сейчас эта надпись частично закрыта козырьком кафе, но сотню лет назад монастырские подворья дали приют многим беженцам. Более неудачливые и неимущие снимали жилье в трущобах.
Рядом с Галатской башней стихийно возникла незаконная валютная биржа. Первые менялы, бывшие офицеры, оказавшиеся в Константинополе еще до эвакуации армии Врангеля, работали на лестнице Камондо, причем лестницу эту они называли просто Галатской лестницей. Незаконный бизнес быстро расширился, к началу 1921 года менялы с пачками русских денег в руках заняли целый квартал. Обменивались все виды русских денег — царские, временного правительства, белогвардейских правительств, советские. В феврале 1921 года за 1000 дореволюционных рублей крупными банкнотами давали 580 пиастров. За банкноты временного правительства номиналом 1000 рублей — 110 пиастров. Денежные знаки, выпущенные главным командованием вооруженных сил на юге России ценились меньше. Курсы стремительно падали и дело закончилось тем, что вышедшие из обращения деньги пытались продавать на вес. Или туркам — в качестве сувениров.
Однако пребывание русских эмигрантов в Стамбуле было недолгим. В 1923 году начался процесс обмена населением между Грецией и Турцией, а в 1927 году истек срок разрешенного пребывания эмигрантов в Турции. В 1932 году был принят закон, запрещающий иностранным гражданам работать на территории страны, что значительно сократило приток эмигрантов.
Судьба белых эмигрантов сложилась по-разному: многие уехали в Европу, Северную и Южную Америку, на Балканы или в Азию, а некоторые вернулись в Россию. В данный момент в Стамбуле остается менее 50 потомков белых эмигрантов, которые пытаются сохранить свою культуру и церкви.
Тема белой эмиграции в Стамбуле слишком огромна, чтобы вместить ее в одну статью. Поэтому я хочу закончить этот текст списком книг, мемуаров и воспоминаний тех, кто был очевидцем тех событий. И если вам хочется узнать больше и подробнее, прочитайте их, пожалуйста.
- М. Сигирджи “Мы родом из Стамбула. По следам белоэмигрантов в Турции”.
Н. Командорова “Русский Стамбул”
И. Бродский “Путешествие в Стамбул”
А. Вертинский “Дорогой длинною…”
И. Бунин “Тень Птицы”
Тэффи “Стамбул и Солнце”
Элен Арэль (в девичестве Елена Гордиенко) “Мемуары”